После провала Викиной акции со стрингами я не выдержала и спросила Макса:
— Ты в последнее время не общался с Ритой?
— Нет, — искренне удивился он, — а что?
— И не перезванивался?
— Мы не виделись со дня развода. И не разговаривали.
Но судя по его напряженному лицу, он так и продолжал покорно сидеть в машине, которую вела его Первая Жена, а мечты, как недосягаемый пейзаж, проносились за окном.
Примерно через полгода Вика наконец осознала, что строить свое будущее ей придется на другом фундаменте. Она перестала регулярно появляться на репетициях, зато, по словам ее ближайших подруг, не пропускала корпоративные вечеринки. Через какое-то время мы заметили, что с репетиций ее забирает незнакомая нам машина, а следующим шагом было знакомство с хозяином этого серого «форда». Денис оказался вполне приятным парнем, чем-то смахивавшим на Гришу, но гораздо более адекватным. А если учесть, что поводы для ревности были исчерпаны Викиным первым мужем, то отношения между членами труппы воцарились просто идиллические. Кроме того, Денис, как выяснилось, был непревзойденным мастером готовить шашлыки, и наши дачные вылазки приобрели по-настоящему гурманский оттенок. Довольно скоро Вика обмолвилась о том, что мужчине необходимо иметь от женщины с ребенком еще и собственного ребенка, и мы вдруг заметили, что на ней скрадывающий формы просторный балахон. После вторых родов светлая мечта Максима Кирьянова закономерно исчезла из его и нашей жизни. Навсегда.
Возвращаясь домой с репетиций и минуя тот перекресток, где я была вынуждена сесть в машину Первой Жены, я каждый раз недоумевала: почему она очутилась именно здесь именно в тот момент, когда Максова судьба могла сложиться иначе? Неужели прошлое всегда так цепко держится за то, что привыкло считать своим? Или это наши души, боясь оторваться от земли, садятся в уже известные виды транспорта и едут в давно известном направлении? И куда в таком случае двигаюсь я сама, если моя любовь не приближается ни на йоту? Работа, репетиции, дом, Агустин… Мне казалось, что я стремлюсь к любви сквозь время и расстояние, но если посмотреть со стороны, то Агустин — всего лишь точка на небольшой окружности, которую я аккуратно для себя прочертила. Если одышка мешает гнаться за мечтой, то спираль, по которой ты мчался наверх, мгновенно становится кругом. А уж внутри его… крутись как заблагорассудится!
— Когда я думаю о том, что мне придется возвращаться, я готов бросить все и остаться с тобой, — уверял Агустин. Когда-то я реагировала на такие слова, но сейчас промолчала.
— Понимаешь, когда я с ней…
— Из тебя выскакивает индеец?
— Да, — сокрушенно признался он.
— А что же остается?
Агустин сперва не понял, а потом не смог ответить.
— А я знаю, — жестоко сказала я. — Ничего не остается. Из тебя выскакивает то, каким ты умеешь быть. Если это индеец, то ты умеешь быть только индейцем.
— Но когда я с тобой, я другой, — непривычно неуверенным голосом возразил Агустин.
— Знаю, но другой ты два раза по три дня в году, все остальное время ты бываешь самим собой.
— Все остальное время я мечтаю о тебе.
— Вот и хорошо! — воскликнула я, сама не понимая, как произнесу следующие слова. — Мечтай! Но с мечтой лучше не встречаться, потому что рано или поздно она поймет, что нужна мечтателю лишь до тех пор, пока не может исполниться, и ей будет очень больно.
Я поднялась и начала одеваться.
— А завтра мы встретимся? — с тревогой спросил Агустин. — Завтра я еще буду в Москве.
— Сходи в Третьяковскую галерею, — посоветовала я. — Или покатайся на метро. По Кольцевой линии — туда часто водят иностранцев.
— А ты?
— А я… — Я, собравшись с силами, выговорила ответ без слез в голосе: — А я буду мечтать о тебе. Возможно, всю оставшуюся жизнь. Но пожалуйста, давай останемся в разных полушариях!
Мать собралась на пляж довольно быстро, а дочь долго и с раздражением искала по всему гостиничному номеру свои шерстяные колготки, носки и флисовую кофту. Мать аккуратно завязала под подбородком шапку. Дочь в несколько рывков натянула горнолыжные штаны.
— Ну как, ты готова? — с улыбкой осведомилась мать.
— Это сумасшедший дом какой-то! — выпалила дочь, вжикая молнией на куртке. Мать молча открыла дверь, не позволяя улыбке сходить с лица. Ее дочь, слава Богу, ни разу не бывала в сумасшедшем доме, а потому не знала, что и с чем она сравнивает.
Но ситуация и в самом деле была фантасмагорической: отправившись в Болгарию, на горнолыжный курорт, мать с дочерью в итоге оказались на берегу Черного моря. Перед отлетом мать слышала о том, что в стране ожидаются туманы, но не придала этому значения: в горах погода так переменчива! Проведенная на белых склонах неделя действительно продемонстрировала все своенравие гор: то густой снегопад с ветром, то яркое солнце — успеешь и промерзнуть до костей, и загореть дочерна. Но обратный путь в аэропорт пролегал через горные долины, где ветру негде было разгуляться, и там-то мать с восхищением наблюдала последствия стоявшего уже несколько дней тумана. А туман творил чудеса, превращая в произведение искусства каждую тончайшую ветвь березы, каждую сосновую иглу и каждый надломленный стебель прошлогодней травы — все было покрыто густым инеем от оседавшей на них и кристаллизующейся невидимой влаги. Сказочный пейзаж! И при полном безветрии опушенная белизной природа стояла, не шелохнувшись, словно была заворожена собственной красотой. — Знаешь, мы в школе на уроках труда мастерили иней из бумаги, — поделилась мать с дочерью. — Брали тонкую полоску и надрезали часто-часто, чтобы получилась как будто гребенка, а потом смазывали клеем и обматывали ветки. Получалось очень красиво, даже у самых неумелых. А в жизни так редко увидишь это чудо наяву… Разве что отопление где-нибудь прорвет, и пар повалит на деревья.